Интриги в жизни, а не стихах
«Теперь я не создаю романы, а воплощаю их в жизнь», — сообщал поэт подруге, с воодушевлением потирая руки. Женщина, отвергнувшая его первую любовь, стала жертвой клеветы, была сломлена и унижена в глазах семьи и близких. Однако ему этого было недостаточно: «О, мы еще не закончили!.. Она причинила боль детскому сердцу, а я лишь уязвил гордость зрелой кокетки».
Первая любовь Печорина
«Екатерине Сушковой, известной как «Старая кокетка», на тот момент исполнилось 22 года. В день, когда Михаил Юрьевич составлял свое гневное письмо, она плакала, пока ее тетя обыскивала ее комнату в поисках компрометирующих материалов и делала едкие замечания, например: «Поправилась у тебя в талии».
К счастью, этот опыт не сможет ее сломить. Катенька удачно выйдет замуж, и когда Лермонтов попытается навестить ее и мужа, ему будет отказано в приеме. Он затронет эту историю в «Княгине Лиговской», и в результате получится так, что Печорин станет причиной гибели героини не из-за собственных душевных проблем, а из-за ряда сложных психологических факторов. А Екатерина оставит мемуары, в которых раскроет всю правду.
Екатерина отличалась привлекательной внешностью, изяществом и остроумием, однако незамужней женщине нелегко найти достойного супруга. Кроме того, Сушкова не стремилась казаться образцовой невестой, она любила танцы, посещение выставок, прогулки и беседы…
Подруга, Александра Верещагина, познакомила ее с творчеством Лермонтова. Семьи Сушковых, Верещагиных, Тютчевых, Столыпиных, Арсеньевых и Лопухиных поддерживали дружеские и близкие отношения. Михаил Юрьевич получил образование в Благородном пансионе при Университете. В шестнадцать лет он был небольшого роста, сутулый, неуклюжий и довольно комичный. Восемнадцатилетняя Катя называла Мишеля «мой чиновник по особым поручениям» и заставляла его носить ее зонтики и перчатки.
В подмосковном имении они провели все лето. Лермонтов делал всё возможное, чтобы выглядеть как разочарованный и уставший молодой человек, но барышни лишь смеялись над ним: «Не будь столь серьезен, ты еще так молод!» Лермонтов раздражался и писал Сушковой полные горечи строки: «Я так умолял о твоей любви,/ С тоскою и горькими слезами,/ Так лучшие мои чувства/ Навеки обмануты тобою». Сушкова посмеивалась и советовала писать пока «только для себя: и вы, и ваши стихи еще не окрепли».
Лето прошло. Лермонтов, которому в детстве не разрешали посещать балы, постоянно слышал слухи об успехах Сушковой в высшем обществе: она даже танцевала с братом императора Михаила Павловича! Мишель был в ярости, испытывал ревность и отправлял Екатерине гневные письма, из которых, по ее словам, «было видно, как его голова была полна романтических представлений и как рано в нем проявилось стремление стать героем и покорителем сердец».
Легко потерять, невозможно забыть
Несколько лет разлучили их. Их встреча произошла, когда Лермонтов служил гусаром в Царскосельском полку, а Сушкова стала невестой друга Алексея Лопухина. Окружающие Лопухина не были в восторге от предстоящей свадьбы с женщиной без приданого, и Лермонтов умело раздувал этот конфликт, писав им: «Эта женщина — словно летучая мышь, чьи крылья цепляются за все на своем пути! Она почти заставляет меня ухаживать за ней.
Первая любовь поэта не оставила после себя следа: он стремился возмездь за ту боль, которую испытал, будучи отвергнутым мальчиком четыре года назад. Михаил Лермонтов начал стремиться к вниманию Екатерины, преподнес ей кольцо и дал клятву любви у креста. На фоне этого пылкого ухаживания, спокойная и преданная любовь Лопухина казалась невыразительной. Сушкова оказалась между двух поклонников: «Лермонтов… полностью покорил меня своей требовательностью, своими капризами, … он не склонялся, как Лопухин, перед моей волей, но обременял меня своими ограничениями», — писала она.
После трех месяцев такой жизни Лопухин покинул город навсегда. Дашкова ожидала, что Лермонтов, как и обещал, сделает ей предложение руки и сердца. Однако вместо этого поэт написал анонимное письмо и позаботился о том, чтобы оно попало к дяде Сушковой, который зачитал его в присутствии гостей. «…вы находитесь на грани гибели, ваша любовь к нему (известная всему Петербургу, за исключением ваших родственников) приведет к вашему падению. Вы уже успели потерять многое в глазах общества, поскольку не смогли и не захотели скрыть свою увлеченность им».
Стало ясно, что речь в письме шла о Лермонтове. С Екатериной семья перестала общаться, ей не позволяли обедать вместе со всеми. Провели обыск, допрашивали слуг, чтобы выяснить, кто-нибудь видел, как она целовала Лермонтова.
Да, кажется, не любил…
Продолжительный период вынужденного пребывания дома подошел к концу, и на одном из светских раутов Екатерина встретила Лермонтова. Он вновь произносил клятвы в любви, убеждал ее, что они должны бежать и тайно заключить брак. Девушка испытывала чувства к нему, однако даже эта страсть не затмила ее здравомыслие: она отчетливо понимала, с кем имеет дело. «Настоящий герой и разрушитель сердец», — с усмешкой произнесла она. Разумеется, о бегстве не может быть и речи! Спустя некоторое время Екатерина вновь увидела Лермонтова на балу. Он прошел мимо. Сушкова одарила его улыбкой – Лермонтов отвернулся.
«Я осознал, что мадемуазель С, стремясь заманить меня в ловушку, рискует раскрыть свои секреты. Мои ухаживания за ней изначально были лишь развлечением, а затем превратились в продуманный план. Именно поэтому я и позволил ей раскрыться, – писал Лермонтов Саше Верещагиной. – Я первым инициировал публичный разрыв. Я стал грубым и вызывающим, начал проявлять внимание к другим женщинам и, тайно, делился с ними информацию, выгодную для меня».
Екатерина Сушкова наткнулась на это письмо спустя полгода. Лишь тогда она осознала, что ее чувства оказались лишь вульгарной постановкой, неумелым спектаклем жестокого юноши.
Существовал эпизод, который ставит под сомнение кажущееся безразличие Лермонтова к Сушковой: когда она вышла замуж за дипломата Хвостова, поэт подбежал к дому и рассыпал соль на пороге: «Пусть супруги всю жизнь ссорятся и враждуют!» Она вызывала у него негодование до самой смерти.
А Сушкова спустя много лет отметила в своих воспоминаниях, что Лермонтов не был однозначно отрицательной личностью: «В душе он был добр, его первоначальные порывы всегда были благородны, но стремление произвести впечатление, заслужить незабываемое положение, почти всегда заставляло его жертвовать лучшими качествами своего сердца ради эффекта».
