«Иностранец»
В Одессе Илью Ильфа прозвали «наш лорд». Обычная кепка придавала ему вид лондонского денди. К образу добавлялись узкое прилегающее пальто, пеньковая трубка, пенсне и длинный шелковый шарф. Незнакомые люди часто принимали Ильфа за иностранца, даже его фамилия звучала как-то чужеземно. На самом деле это был псевдоним, созданный из первых букв его настоящего имени: Иехиель-Лейб Файнзильберг.
Маруся
В послереволюционной Одессе того времени была очень активная художественная жизнь. Ильф был участником творческого объединения «Коллектив поэтов», в которое также входили Юрий Олеша, Валентин Катаев и Эдуард Багрицкий. Маруся состояла в «Коллективе художниц» и брала уроки живописи у своего брата Ильи. Их любовь возникла из дружбы: поначалу они просто встречались, гуляли и разговаривали. Затем этого стало недостаточно, и начался переписка:
«Я думаю, что испытывал чувства к тебе еще тогда, когда, во время зимних прогулок, под порывами ветра, разносившего снег, я случайно сталкивался с тобой. Если укрыться одеялом и прижаться к стене, можно почувствовать твое присутствие, теплое и нежное. Завтра утром я приду к тебе, чтобы передать письма и увидеть тебя. Но одно письмо я храню у себя».
Гудок
В Одессе жизнь была насыщенной, но сложной. Все стремились выехать в места, где можно получить доход. Из-за постоянного голода и холода Илья заболел туберкулезом. На этот раз болезнь удалось победить. Ильф принял решение перебраться в Москву. Валентин Катаев оказал ему помощь в трудоустройстве в «Гудок», газете, посвященной железнодорожной тематике. Илья некоторое время прожил у Катаева, после чего переехал в шумную общагу, которая послужила образцом для «Общежития имени монаха Бертольда Шварца» в романе «Двенадцать стульев.
Илье в «Гудке» доверили заниматься корреспонденцией читателей, и он начал создавать на их основе короткие и весьма забавные фельетоны. Вскоре его рубрика стала самой востребованной в газете. Он постепенно адаптировался к жизни в Москве, однако не мог смириться с ее лишенностью Маруси, и каждый вечер писал письма в Одессу: «Ты не являешься скучной и неприятной. Или ты скучная, но я люблю тебя. И я люблю твои руки, и твой голос, и нос, особенно нос, который кажется ужасным, даже отвратительным. Ничего не изменить. Я люблю такой нос. И твои глаза серые и голубые».
Она ответила: «Илья, цвет моих глаз вовсе не серый и голубой. Мне жаль, что они не серые и голубые, но что я могу поделать! Возможно, у меня волосы синие и черные? Или нет? Пожалуйста, не сердитесь, дорогой. Мне вдруг стало очень весело». Они провели два года в разлуке. Маруся приезжала нечасто, поскольку поездки были затратными, и во время одного из таких визитов они сыграли свадьбу – скорее, по практическим причинам: жена сотрудника железнодорожной газеты имела право на бесплатные проездные билеты.
Двенадцать стульев
Катаев представил Ильфа своему младшему брату, Евгению Петрову, и предложил им стать его «литературными неграми». Он предоставил молодым авторам идею (поиск бриллиантов, спрятанных в стуле) и заявил, что впоследствии отредактирует их работу и укажет свое имя первым на титульной странице. Однако «литературные негры» вскоре восстали против этого и самостоятельно создали «Двенадцать стульев». От Катаева удалось избавиться, отдав ему портсигар, причем совершили это по наивности, купив женский.
К тому времени Ильфу выделили небольшую комнату в коммунальной квартире, где его соседом оказался Юрий Олеша, который также недавно женился на Ольге Суок. Маруся перебралась в Москву. Никто не обращал внимания на бедность и отсутствие стабильности: Маруся и Ольга маскировали дырки на чулках, подкрашивая ноги черной тушью, Олеша и Ильф находили способ носить одни парадные брюки на двоих. Все обитатели этой квартиры были довольны: они занимались живописью, писали собственные книги и постепенно устраивали свою жизнь.
После публикации «Двенадцати стульев» финансовые трудности остались позади. В семье появилась светлая комната с изящной мебелью, ведение домашнего хозяйства было поручено домработнице, а с рождением дочери Саши наняли няню. Ильф регулярно отправлялся в зарубежные командировки, и Маруся неизменно передавала ему перечень необходимых покупок: «Браслет, вуали, туфли, костюм, шляпу, сумку, духи, помаду, пудреницу, шарф, папиросы, перчатки, краски, кисти, пояс, пуговицы, украшения» …
Одноэтажная Америка
В период с 1935 по 1936 год Ильф и Петров предприняли свое известное путешествие по Америке. Они посещали различные уголки страны, побывали в Мексике, наблюдали за достопримечательностями, встречались с Хемингуэем, Генри Фордом и Томасом Эдисоном. Писателям завидовали, но сами они мечтали о возвращении и тосковали по своим близким. После поездки по Америке, состоящей из одноэтажных домов, Ильфу и Петрову предложили отправиться на Ямайку и Кубу. Для советских граждан того времени это казалось нереальным, подобно полету на Марс. Однако они отказались, поскольку очень желали вернуться домой. Во время пребывания в Америке Ильф постоянно писал своей жене:
«Мне не хватает тебя, когда ты рядом нет. Мимо проходят люди разных национальностей – индусы, японцы, голландцы, кто угодно, здесь и Тихий океан, и весь город, расположенный на склонах, но этого уже слишком много. Мне необходимо, чтобы мы вместе посмотрели, как наша дочь спит в кровати».
Болезнь
В Новом Орлеане, в Америке, Илью Ильфа впервые за долгий период поразила туберкулезная болезнь. Он рассказал Петрову, что уже десять дней ощущает дискомфорт в области груди, а после кашля заметил кровь на платке. Илья осознал, что его дни сочтены. Судьба даровала ему еще два года, и на протяжении всего этого времени он продолжал работать в паре с Петровым. Соавторы подшучивали:
Ильф проходил лечение, посещал врачей и санатории. Однако в те годы эффективно бороться с таким туберкулезом было невозможно. Наибольшие трудности представляло отдаление от дочери: Ильф прекратил брать ее на руки, избегал близости, опасаясь заражения. Девочка начала привыкать к отсутствию отца, и лишь однажды, испугавшись жука, она бросилась к нему: «Папа, папа, жук!» Эта встреча принесла Илье огромную радость, он постоянно повторял жене: «Видишь? Жук оказался страшнее папы!»
Их штербе
в 1937 году писательский дом был расположен в Лаврушинском переулке, напротив Третьяковской галереи. В него въехали Константин Паустовский, Агния Барто, Иван Пришвин, Валентин Катаев, Александр Олеша, Павел Макаренко и Анатолий Каверин. Даниил Хармс и Евгений Петров получили трехкомнатные квартиры в одном подъезде. «Отсюда уже никуда», — с горечью произнес Ильф.
Наступила его последняя весна. После встречи с московскими писателями Илья сделал в ресторане глоток шампанского и с грустью произнес: «Шампанское марки «их штербе»». Это цитата Ильфа, который вспомнил слова, сказанные Чеховым перед смертью. Ильф и Петров вместе отправились домой, попрощались у лифта, договорились о встрече завтра и совместной работе.
Петров вспоминал, что тогда он впервые задумался: «Насколько необычными оказались наши отношения… Мы избегали откровенных, личных разговоров, всегда обращались друг к другу на «вы». Ильф вскоре слег и через несколько дней скончался. На прощании Петров заметил, что это, по сути, его собственные похороны. Однако он прожил дольше своего соавтора на пять лет: трагически погиб в 1942 году в авиационной катастрофе.
Писатели не дожили до того момента, когда романы «12 стульев» и «Золотого теленка» подверглись критике как клевета на советский строй. Из этих произведений могло сложиться впечатление, что советская система, от высших эшелонов до рядовых сотрудников, пронизана влиянием людей, связанных с нэпом, мошенников и аферистов, в то время как порядочные работники предстают наивными и зависимыми от этих нечестных людей. Честные, трудолюбивые граждане, согласно романам, высмеиваются с позиции буржуазной интеллигенции, проявляющей пренебрежение и высокомерие».
Авторы допускают использование в речи второстепенных персонажей и представителей обывателей для вульгарных высказываний, содержащих насмешки и сарказм в адрес исторического материализма, педагогов марксизма, известных советских деятелей и советских организаций», – сообщал Генеральный секретарь Союза советских писателей СССР Фадеев Сталину и Маленкову.
В 1948 году произведения Ильфа и Петрова были убраны из библиотек. Выплаты гонораров прекратились. Чтобы обеспечить себя и Сашу, художница Маруся начала украшать пластиковые тарелки росписью. Лишь через восемь лет романы были возвращены в оборот.
Мария Николаевна Ильф прожила до 1981 года, и на протяжении всех сорока четырех лет испытывала тоску по мужу. «Сейчас, спустя много лет, перечитывая его письма, я не могу удержаться от слез, и думаю, что могла бы покончить с собой, не сумев сохранить его – мою душу, ведь он был душой моей»…
«Здесь прошла вся моя жизнь, до самого последнего дня. Прощай, Илья. Встретимся вновь».
