Мы не предполагали, что это будет трагедия
Информация о произошедшем поступила мне из новостного чата нашей редакции, от коллег. Уже в первые минуты после начала эвакуации туда прибыл наш фотограф. Он проживает неподалеку и с самого начала находился на месте, фиксируя происходящее. Там же присутствовал и наш новостной редактор. Я приехала оказать им помощь, поскольку в подобных ситуациях необходимо объединять усилия и работать сообща. Я находилась на месте около 17 часов. По официальным данным, пожар начался в 16:00.
Мы не ожидали, что это обернется столь серьезной трагедией. Приехав на место, я увидела фотографии с большим количеством людей без одежды на улице. Мы искренне надеялись, что всех эвакуировали, и что мы будем наблюдать горящее здание, пожарных, участвующих в тушении огня, и общаться с очевидцами. В пути я не подозревала, что в здании все еще находятся люди. В пути я уже заметила видео, опубликованное в инстаграме (Социальная сеть признана экстремистской и запрещена на территории Российской Федерации), на котором из окна прыгает человек, и стало ясно, что ситуация крайне тревожная и требует серьезного внимания.
Я прибыла, когда дорога была перекрыта и место происшествия оцеплено. Вместе с таксистом мы объехали дворами, я вышла и нашла коллег, после чего мы приняли решение пробраться за ограждение. Мы заметили нашего мэра (Илью Середюка, примечание редакции), который уже находился за оцеплением, и быстро его догнали. Мы пристроились к нему и продолжили движение, он не стал нам мешать. Судя по всему, мэр находился там уже некоторое время, так как было видно, что он приехал в обычной одежде и впоследствии переодевался. Он сразу же предоставил нам информацию о количестве эвакуированных людей, о работе пожарных расчетов, о возможности нахождения людей на месте происшествия, а также о том, что точное их количество пока неизвестно, и не все помещения были проверены.
Мы разошлись. Заместитель главного редактора Дмитрий Кирюшин направился в штаб – туда, где находились все журналисты и поступали официальные сведения. Я пошла в другую сторону. Там, напротив торгового центра, была небольшая дорожка, ведущая во двор. Через нее на обочине стояли люди. Они плакали. Их было много, около тридцати человек. Это были родственники тех, кто находился в торговом центре. Большинство из них – родители детей в возрасте от двух до 12 лет, и эти дети в основном оставались в кинозалах. Родители ждали новостей, не зная тогда, увезли ли кого-либо из детей в больницу, эвакуировали ли их или они все еще находятся в торговом центре.
Там люди стоят, у людей горе
В Рудничный район жила девушка Екатерина, которая на машине приехала в торговый центр, чтобы отвезти домой людей, оказавшихся без одежды, но она не успела. В социальных сетях появилась просьба о помощи: «Помогите, люди вышли без одежды, помогите им добраться до дома», и многие откликнулись, оперативно доставив всех нуждающихся к их жилищам. За исключением тех, кого не удалось найти. Екатерина чувствовала растерянность и не знала, как действовать, и мы с ней вместе решили помочь, отправившись за чаем. Продавщица в киоске, где мы его приобретали, безвозмездно передала нам целую сумку с пирогами, чтобы и мы их раздали. Она обратилась к очереди: «Пока я не налью чай, я никого обслуживать не буду, там люди стоят, у людей горе». Мы раздали чай, и в процессе завязался разговор.
Мне стало известно, что одна из женщин прибыла из поселка Трещевский. Всего приехало четверо родителей, учительница и шесть детей, и эти шесть девочек остались в «Зимней вишне». Она рассказывала: «Очень страшно, там же невозможно дышать, вероятно, они не выжили». У нее постоянно были слезы, и она переживала очень тяжелые времена.
Я также встретила женщину, которая искала своего мужа и сына. До последнего момента она сохраняла надежду на их обнаружение. Мы находились рядом с ней с пяти часов вечера до восьми, и я решила не уходить. Рядом был автобус, где люди могли согреться, однако большинство предпочитали оставаться на улице, чтобы лучше расслышать новости и получить информацию. В автобусе работал психолог МЧС, который периодически общался с кем-то, выходил и предлагал помощь. Психологическая поддержка оказывалась родственникам с самого начала. К автобусу также прибывало большое количество волонтеров – с чаем, водой и пледами. Они узнали, что люди находятся на улице и откликнулись, проявив желание помочь. Женщина приехала с молоком из деревни, расположенной в 60 километрах, и раздавала его прохожим.
Сотрудники также занимались обзвоном медицинских учреждений и регулярно зачитывали списки обнаруженных там людей. Все возлагали надежду на то, что их дети находятся в больнице, и с волнением прислушивались к этим сообщениям. Некоторым посчастливилось услышать фамилии своих близких, однако таких случаев было немного. Большинство не дождалось.
Примерно в восемь вечера нас попросили всех собраться в штаб, который был развернут в школе №7. Она расположена совсем рядом с торгово-развлекательным центром «Зимняя вишня». Мы направились туда организованной группой, родственников собралось уже довольно много, около пятидесяти человек, кто-то прибывал постоянно, некоторые даже не знали, что их близкий человек отправился в кинотеатр. Мы вошли в школу через дворы, и маршрут пролегал вдоль той стены, где бушевал наиболее сильный пожар. Родители останавливались и замирали, увидев, как горит здание, как поднимается дым из окон, как пожарные пытаются сдержать огонь снаружи, как они кричат друг другу: «уходи, уходи, сейчас обрушится, пострадаешь». Пожарные работали без перерыва, заменяя друг друга, делая короткие перерывы в штабе, чтобы поесть и попить воды, а затем снова возвращаясь к работе.
Нас провели в штаб, где мы разместились в спортивном зале, оборудованном столами, стульями и лавками. Затем интернет-компания Good Line доставила нам зарядные устройства. Было организовано горячее питание и предоставлены медикаменты, а ближе к вечеру прибыло большое количество психологов. Я покинула штаб в одиннадцать вечера, когда к женщине, моей знакомой, приехала тетя, принесшая информацию о ее муже и сыне. После того, как она перестала ждать одна, я решила вернуться домой.
На следующее утро я поговорила с очевидцем – женщиной, которая выбралась из здания со своими детьми. Я передала материал в «Газету» и отправилась к торговому центру. Когда мы с коллегами прибыли на место, родственники оказались в состоянии глубокой подавленности…
В этот день мы сосредоточились на взаимодействии со специалистами МЧС, с которыми поддерживали постоянный контакт, проводились брифинги, и с администрацией, включая мэра. Все заинтересованные стороны общались с нами. В перерывах мы посещали мемориал, к которому люди принесли цветы и игрушки. Там собралось огромное количество горожан, которые воспринимали произошедшее как личную трагедию. В ночь с 26 на 27 марта вся улица была заполнена людьми, доходящими до трамвайных путей; нескончаемым потоком они шли к мемориалу, и поток не прекращался, поскольку все очень тяжело переживают эту беду в нашем городе.
Вечером 26-го числа, примерно в 17:00, у представителей власти и родственников уже произошел разговор, в ходе которого родственники высказали множество слов. Они стремились к разговору, были взволнованы и желали поделиться своими чувствами. И я, и большинство моих коллег в подобной ситуации долго не могли начать задавать вопросы. Мы старались не беспокоить родственников. Да, это наша работа, но всем было очень тяжело. Однако, когда долго находишься рядом и видишь, что человеку необходимо выговориться, и ему важно, чтобы ты это услышал, ты, конечно, вступаешь в разговор. И затем, изменив имя, какие-то данные другие, ты можешь рассказать об этом.
Город оказался не готов
Город не был подготовлен к произошедшему, люди не осознавали масштабы трагедии, и невозможно было заранее предвидеть подобное.
Следователи выясняют обстоятельства, связанные с серьезными недочетами: особенности планировки торгового центра, причины неисправности системы оповещения и намеренное отключение сигнализации (как установлено в ходе расследования, 19 марта она работала четыре часа, после чего было принято решение ее отключить). Устанавливаются причины, по которым не сработали системы порошкового и водного пожаротушения. Также выясняется, почему эвакуационные выходы, предназначенные для автоматического открытия при пожаре, не функционировали — и из пяти заблокированных выходов только один удалось открыть посетителям. Это недопустимая ситуация, вызывающая серьезные опасения.
Среди тех, кто проявил мужество, были сотрудники магазинов, помогавшие людям. Фотограф Евгений спас тридцать детей; я с ним беседовала, и он рассказал, что вместе с товарищем вывел ребят из зоны, где произошло возгорание. Среди множества героев особое внимание привлекла учительница Татьяна Дарсалия, о которой сейчас говорят: она выводила детей, вывела дочь из здания и сама погибла. Заботясь о безопасности детей, она погибла от удушья. Многие обычные люди стремились оказать помощь. При этом первыми вышли сотрудники центра, которые не предприняли никаких действий для спасения людей.
С самого начала возникли трудности: не все восприняли пожар как серьезную угрозу. Когда люди в панике кричали «пожар, пожар», многим, как и нам, направлявшимся к месту происшествия, казалось, что ситуация не настолько критична, что они смогут вовремя спуститься и собрать свои вещи. Однако время шло на секунды, а огонь распространялся с невероятной скоростью. Первый пожарный расчет прибыл спустя три минуты, но никто не предполагал, что ситуация окажется настолько серьезной.
Много гнева
Поведение властей вокруг пожара вызывало подозрения, возникало ощущение, что от общественности что-то утаивают, что данные о числе пострадавших занижены. К сожалению, в кризисных ситуациях, связанных с пожарами, люди часто подвержены гневу и склонны верить в самые негативные сценарии. Это объясняется тем, что произошедшее – беспрецедентная трагедия, не имевшая аналогов ранее. В нашей области случались аварии в шахтах, но когда шахтеры спускаются под землю, каждый из них, будучи взрослым человеком, осознает, что подвергает свою жизнь опасности. В данном случае пострадали дети, и это обстоятельство вызывает гораздо большее беспокойство.
Уже установлено, что звонки в морги с сообщениями о сотнях погибших были совершены пранкером. Мы в штабе сообщали своим знакомым, что это ложная информация, и просили их не распространять сведения о трехстах телах, чтобы не мучить жертв трагедии. Когда я лично призывала воздержаться от перепостов этой информации, мне в ответ говорили, что я продажный журналист и что мы все лжем. Однако это не соответствует действительности, ведь мы видели, как много людей искали своих близких, и там попросту не было трехсот родителей, находящихся в штабе, – это неправда, такого не бывает, чтобы человек пропал и никто не пытался его найти.
27 марта у всех родственников были взяты образцы слюны и крови для проведения экспертизы ДНК. Однако во время происшествия наблюдались крайне высокие температуры, превышавшие семьсот градусов. В связи с этим существует вероятность того, что идентификация некоторых людей может оказаться невозможной из-за значительных повреждений останков. При этом, с самого начала предоставлялись достоверные сведения, и ничего не утаивалось.
На площади, в ходе спонтанного митинга, была сформирована группа из пяти человек: две женщины и трое мужчин. Некоторых из этих пяти я знаю лично, это люди честные и порядочные. Они сели в автомобиль и отправились в морг для подсчета тел. Представьте, как им было страшно осматривать тела и сверять списки, чтобы удостовериться, что никто ничего не скрывает. После этого они вернулись на площадь, обратились к толпе и заявили, что вас вводят в заблуждение, списки соответствуют количеству тел, и все было проверено. Вы знаете, какой был их ответ? Что они лгут, и число жертв все равно больше. Слушать это было отвратительно и мерзко.
Несмотря на это, я склонен считать, что большинство людей действовали не со злым умыслом, а из-за душевной боли. Эта боль заставляла их искать виноватых, отказываться от веры и поддаваться клевете. Они вели себя таким образом не ради собственной выгоды, а потому что глубоко сопереживали.
Все в городе слушали рации, никто не мог уснуть, включая тех, кто не потерял близких и не нуждался в этом по работе — абсолютно всех. Все стремились узнать о происходящем, каждый воспринял эту трагедию как личную, и, разумеется, все поддавались панике и нагнетанию обстановки. Чиновники также оказались не готовы к такому размаху событий, и поэтому допускали ошибки, которые вызывали чувство стыда. Однако, по крайней мере, мэр в первые же минуты вышел к митингующим — без охраны, к взволнованной толпе, искренне пытался изложить свою позицию, но его никто не слушал. Всем было очень тяжело. Он же по больницам с людьми поехал, с родителями в первую же ночь разговаривал.
Не соответствует действительности утверждение о том, что на площади находились какие-то подстроенные люди. Там присутствовали родственники погибших и местные жители, искренне сочувствующие трагедии. Количество родственников было ограничено, поскольку большинство из них находились в штабе, ожидая сведения и возможность опознания. Однако некоторым удалось прибыть. В их числе был, к примеру, Игорь Востриков, потерявший в результате пожара всю семью: жену, младшую сестру и трех детей. Я лично общалась с людьми в толпе, и это были знакомые, друзья, люди, которые глубоко сопереживали и пришли выразить поддержку. Среди присутствующих было много пожилых людей и людей среднего возраста, а вот «накачанной молодежи», как утверждалось, не наблюдалось.
Несомненно, присутствовали провокаторы в нетрезвом состоянии, которые выкрикивали информацию о трёхстах жертвах. Я не знаю, кто это были, город велик, и в любом районе можно встретить людей, поведение которых оставляет желать лучшего. Наблюдались попытки людей прорваться к микрофонам, чтобы высказаться о жилищно-коммунальном хозяйстве и об отставке администрации, но это распространенное явление. В основном люди пришли выразить поддержку и почтить память погибших, в какой-то момент их число превысило тысячу. И отрицать их существование, игнорировать их присутствие – это несправедливо как по отношению к жертвам, так и к тем, кто оплакивает их гибель.
Мы все считаем себя виноватыми
Вчера состоялось судебное заседание для определения меры пресечения задержанному. Мои коллеги присутствовали на нем, я наблюдала за трансляцией. Я осознала, что не смогу лично присутствовать, так как мои силы иссякли уже на четвертый день.
Я испытываю глубокую тревогу за тех, кто столкнулся с утратой близких. В первый день мы все надеялись на то, что кого-то удастся найти живым. Надежда была в том, что кто-то окажется в больнице, что они, возможно, без сознания, что их эвакуировали. Во второй день начали обнаруживать погибших, начался процесс опознания тел, и стало известно, что женщина, с которой я познакомилась, потеряла своего сына и мужа – самых дорогих и близких людей в ее жизни. Мне искренне тяжело и страшно за нее. Я также переживаю за всех остальных, кто потерял родных. Я провела с ними множество часов, много с ними разговаривала, и чувствовала неловкость из-за того, что являюсь журналистом, что нахожусь рядом и, возможно, создаю помехи. Я испытывала стыд и страх. Все, кто участвовали в спасательных работах на этом пожаре, говорили: я сожалею, что не спас больше людей, жалею, что не смог подняться еще раз. И все, кто находились рядом, сейчас испытывают сильное чувство вины. Каждый из нас чувствует свою долю ответственности за то, что не удалось предотвратить. Постоянно терзаемся вопросом, почему события развивались именно таким образом.
У нас, безусловно, большое количество психологов. Помимо специалистов МЧС и Института имени Сербского, оказывающих помощь родственникам, психологи и юристы из «Опоры России» также предоставляют поддержку. На месте трагедии был организован штаб, где добровольно консультировали людей, косвенно затронутых произошедшим: журналистов, очевидцев и всех, кто тяжело переносит случившееся.
Со мной также поговорила психолог на второй день, когда я испытала сильную тяжесть. Одна из девушек обратилась ко мне, предложив помощь, заметив, что я выгляжу подавленной. Она дала мне нашатырный спирт, поговорила со мной, и мне немного полегчало. В целом, все вокруг проявляли сочувствие, и журналисты получали значительную поддержку. Волонтеры из Кемеровского медицинского института собрали средства, приобрели продукты и обеспечили нас питанием. Да, на штабе было организовано питание, что, безусловно, важно, но людей там было много, и журналистам было неловко пользоваться горячей едой. А вот печенье и чай были очень кстати, ведь мы находились там круглосуточно, и это поддерживало нас. Эти волонтеры проявляли искреннюю заботу, спрашивали, сколько сахара добавить, сами размешивали и разносили. Совсем молодые девушки, студентки второго курса, мы им очень признательны.
Я положительно оцениваю работу коллег, которые совместно со мной участвовали в решении сложных задач. В целом, мы действовали скоординированно, стремились оказывать поддержку друг другу, обменивались контактной информацией и давали рекомендации. Мне не попадалось, чтобы кто-то проявлял грубость, неэтичность или извлекал выгоду из чужой беды. Все вели себя порядочно.
Нам не доводилось посещать морг или сопровождать тела в последний путь. С самого начала мы решили, что это будет неприемлемо. Даже если бы нас пригласили и мы оказались бы там, я бы не стала об этом писать. Мы всегда стремились соблюдать рамки приличия.
Когда эта история для нас завершится, пока неясно. Возможно, после завершения расследования и привлечения виновных к ответственности. Однако и в этом случае будет непросто сделать окончательные выводы. Сейчас у торгового центра размещены фотографии жертв, лежат цветы, постоянно находятся люди, как это было в Новосибирске, Омске и по всей стране. Этот поток соболезнований не ослабевает, и это очень помогает.
Я очень благодарен вам за то, что вы уделили время. Это имело для меня большое значение.
Записала Наталья Родикова
